Странная жизнь Ивана Осокина - Страница 32

предсказывал мне будущее. И каким-то образом с этим были связаны вы, то есть, когда я увидал ваши карточки, я убедился, что волшебник говорил именно о вас.

- А что же именно он говорил?

- Представьте себе, я все забыл. Помню только, что «будет все, что было», или что-то вроде этого.

- Будет все, что было, - повторила Зинаида. - Почему волшебники всегда говорят такие непонятные фразы? И что это был за волшебник? Вы говорите, что видели его во сне?

- Может быть, во сне, а, может быть, я его сочинил, не знаю.

- Ну, конечно, вы поэт. И говорят, у вас есть прелестные стихи, но почему вы ничего не хотели прочитать прошлый раз?

- Я никогда не читаю на людях. Достаточно, чтобы один человек был негармонично настроен к моим стихам или казался таким, и я уже не могу читать. Да и не было никакого смысла.

- Ну а кто же мешал вам прошлый раз? Может быть, я?

- Вы - нет, - смеясь говорит Осокин, взглядывая на нее и замечая, как меняются ее глаза и все лицо. - Но там было несколько человек, которые мне кажутся жителями совсем другой планеты, чем я. Прежде всего ваш брат. Я его очень люблю. Но ведь он искренне считает напыщенной глупостью все эти потусторонние настроения. А для моих стихов земли могло бы не быть совсем. Если бы я это сказал ему, он подумал бы, что я ломаюсь и сознательно говорю глупости из желания оригинальничать.

- Да, пожалуй, - соглашается она. - Я завидую вашему характеру. Сама я часто чувствую, что не со всеми можно говорить обо всем, но не всегда могу удержаться. Ну а мне вы прочитаете ваши стихи?

- Когда-нибудь потом. В моих стихах всегда очень много моего, личного ощущения. Я считаю, что так и должно быть. Нужно было, чтобы вы меня знали раньше. Между прочим, я очень люблю стихи в одну строчку. Такие, какие были у некоторых греческих и римских поэтов. Но эти стихи трудно понять, не зная человека. Они приходят к лодкам, садятся в одну из них и плывут вверх по реке, в тени леса.

- Я вас тоже давно знаю, - говорит Зинаида, - по крайней мере, я слышала о вас.

- Что же вы слышали обо мне?

- Я слышала, что у вас было интересное приключение, когда вы были в юнкерском училище, и что в результате вы попали куда-то в Асгабад. Это правда?

- Правда, - смеется Осокин. - Но это было давно.

- Ну и что же? Что было, то будет опять.

- Мне кажется, волшебник хотел сказать не это, - опять смеется Осокин.

- Что же именно?

- По-моему то, что все будущее уже было и что, вообще, ничего нет - все сон и мираж. Иногда я это очень хорошо понимаю. Разве вы не чувствует нереальности происходящего?

Осокин показывает рукою кругом.

- И лес, и вода, и небо. Ведь ничего этого нет. У меня бывали дни, когда я чувствовал, что все становится точно прозрачным и может каждую минуту исчезнуть. Так, знаете, закрыть глаза - все есть, открыть - ничего нет. Раз, когда я был первое время в Париже, я забрался в Нотр Дам и провел там целый день, преимущественно наверху. И все время писал стихи. Я фантазировал на такую тему: все люди исчезли… прошло уже много лет… я смотрю с башен Нотр Дам на пустой Париж, и вместе со мной смотрят химеры. Понимаете, людей нет, они исчезли уже давно, больше ста лет. Мосты заросли травой и кое-где начинают разрушаться, набережные обваливаются, асфальт потрескался, и среди него выросли зеленые кусты и деревья, стекла в домах выбиты ветром или полопались. Нотр Дам стоит и олицетворяет прошлое Парижа, и химеры разговаривают между собой и вдруг понимают, что ничего и не было - и их самих нет, и ничего другого тоже нет. И в тот момент, когда они это понимают, они опять видят людей и жизнь. Париж становится опять обыкновенным Парижем. Но тут уже ясно, что люди, их жизнь и весь Париж, и собор, и химеры, и я - только формы небытия. Ну вот! И потом я потерял эти стихи, так что теперь и их тоже нет.

Зинаида вздрагивает, точно от холода.

- Это ужасно, - говорит она. - Вы меня заставили почувствовать, что ничего нет. Но как вы могли потерять эти стихи? И вы их не помните?

- Ничего не помню. Помню только, одна химера очень долго не хотела говорить, а потом говорила что-то непонятное и странное.

- А ведь эти химеры не настоящие, вы знаете, они не видали Эсмеральды.

- Да, говорят, что это копии восемнадцатого века, но мне это совершенно безразлично. И, наконец, никто ничего наверное не знает.

Некоторое время они молчат, потом Зинаида начинает говорить об Италии.

Осокин слушает, и вдруг у него мелькает мысль, что скоро они должны возвращаться, и у него как-то странно сжимается сердце, и ему хочется, чтобы это медленное движение по реке, и покачивание лодки, и журчание воды, и перебегающий разговор не прекращались. Невольно он ощущает, что на людях и в другой обстановке Зинаида будет другой, опять чужой, здесь же она удивительно близка ему. И так хорошо здесь, на реке, в тени леса.

- Ну и что же, у вас там, за границей, было много поклонников? - спрашивает он.

- Много,-смеется она,-только все ненастоящие.

- Л какая разница между настоящими и ненастоящими? - Настоящие - это такие, которые не только хотят меня видеть, но которых и я хочу видеть. Понимаете?

- Вполне. Ну, а ненастоящие - это те, которых вы не хотите видеть?

- Нет, почему? Мне все равно. Иногда, конечно, это «все равно» превращается прямо в неприятное чувство. Но это когда они очень надоедают. Несколько раз мне приходилось прямо спасаться.

- Даже спасаться?

- Ну, конечно, если бы вы были женщиной, вы бы знали, что значит, когда вам делают предложение. Это ужасно неприятно. А многим, наоборот, нравится, но мне нет. Вы понимаете, человек может быть даже симпатичен вам. И вы ничего не имеете против него, ну, ездить с ним верхом, играть в теннис, даже флиртовать немножко… Но он выводит из этого свои заключения, которые вам уже совсем не нравятся. И в один прекрасный день вы замечаете, что он уже построил какие-то планы на ваш счет и ищет только случая, чтобы их вам открыть. Тогда между вами начинается борьба. Вы всеми силами стараетесь помешать ему открыть вам эти планы. Это бывает очень смешно. Идет борьба. Не всякий мужчина имеет достаточно самообладания, чтобы не обращать внимания на вас и идти напролом. Большинству нужно прийти в сентиментальное настроение. Без этого они говорить не могут. Вы следите за тем, чтобы не допустить у них сентиментального настроения. И некоторое время вам это удается. Иногда удачно взятый тон разговора может на время отвратить опасность. Но, наконец, в какой-нибудь несчастный момент вас ловят и сообщают вам все великолепные планы и намерения на ваш счет. Вот тут начинается самое неприятное. Прежде всего всех мужчин глубоко и искренне удивляет, если их проекты вам не нравятся. Они просто не могут понять, почему это так. Это кажется им просто недоразумением, которое должно сейчас же рассеяться. И тогда они начинают вам объяснять, что, вероятно, вы не поняли.